Я перевернул еще несколько страниц и отыскал: «Эрл Сойер проводил к дому Уотли репортеров и фотографов».

Мурашки побежали по моим рукам. Отдельный пример – случайность, два – композиция. Дома на Бакстон-плейс были приобретены на имена героев рассказа Лавкрафта, а совпадение имени персонажа и нынешнего сторожа – счастливая случайность. Эрл Сойер обожал Эдварда Райнхарта, потому что Эдвардом Райнхартом был он сам.

– Лори, – сказал я прежде, чем понял, что собираюсь сделать. – Кажется, я вчера оставил кое-что наверху.

– Что? – отозвалась она.

– Я сейчас – Словно движимый дурным порывом, перепрыгивая через две ступени, я взбежал по лестнице в спальню Лори. Пока одна моя половина замерла в ужасе, вторая выдвигала ящики комода и перерывала одежду в них. Затем я подошел к ее шкафу и усугубил свое преступление.

Голос Лори прилетел с нижней ступеньки лестницы:

– Нэд, что ты ищешь?

– Да очки от солнца. Только сейчас заметил, что их нет.

– Вряд ли они там. Кстати, через пять минут садимся ужинать.

Я заглянул под ее кровать, затем в ящик прикроватного столика. Я обыскал ванную. Выйдя в коридор, я посмотрел на дверь комнаты Кобби и направился к комнате По-узи. Сначала я решил было только заглянуть туда, затем передумал и повернул к лестнице. В конце коридора стояла Поузи и с интересом смотрела на меня.

– Спасибо, что не стали заходить в мою комнату, – сказала она. – Вы, наверное, решили, что это я взяла ваши очки?

– Да нет, Поузи, извините, просто я никак не возьму в толк, где могут быть эти чертовы очки.

– Честно говоря, я их вообще ни разу на вас не видела, – сказала Поузи. – Идем ужинать.

Я провел ужин, плывя в русле разговора о мультфильмах – на эту тему у Кобби имелось удивительное множество точных наблюдений, – и о «Theresienmesse» Гайдна, которую я слышал достаточно много раз для того, чтобы прикидываться экспертом. Поузи постреливала в меня не-доверчивыми взглядами, а Кобби, для которого ужин со взрослыми был развлечением особенным, выдал пару интересных для четырехлетнего малыша суждений: «Эта музыка похожа на вкусную-вкусную еду» или «Так приятно, когда группа певцов не делает ноты жирными». Я, похоже, очень расстроил обеих женщин, и мои извинения по поводу суматохи с пропажей очков и возникшей вдруг необходимости сразу после ужина уехать ничуть не согрели атмосферу. Сбитая с толку Лори проводила меня до дверей. Я сказал, что, скорее всего, весь следующий день буду занят, но позвоню сразу же, как только смогу. Кобби пулей вылетел с кухни, и я, схватив его в охапку, поцеловал в щеку. Выгнувшись назад, Кобби, тщательно проговаривая каждое слово, сказал:

– Я-хочу-послушать-другую-ФУ-У-ГУ!

107

Я припарковал машину в квартале к югу от заведения Бреннана и быстро нырнул в узкий Бакстон-плейс. Сумерки уже смывала настоящая темнота, и лунный свет ярко отражался в стеклах старых конюшен. Как я и предположил, двери и окна коттеджей были закрыты наглухо. Мне удалось выковырять из кладки мостовой булыжник. Завернув его в пиджак, я подошел к номеру два и шагнул к окну.

И тут на мое плечо опустилась ладонь. Я думал, сердце сейчас разорвется.

В дюйме от моего уха голос Роберта – мой голос – произнес:

– Ты спятил?

Мне до смерти захотелось прибить братца камнем.

– И нечего сердиться. Я оказал тебе услугу.

– Ты бросил меня!

– А разве сам ты не исчез через секунду после меня?

– Разве? Он хмыкнул.

– Братишка, дорогой мой, чем больше открытий ты сделаешь в себе самом, тем более состоятельными мы будем с тобой завтра.

– Ты где был?

– Вручал верительные грамоты, – оскалился он. – На Голубичной.

Его самодовольная ухмылка была непереносима.

– Должен же кто-то восстановить нанесенный тобой ущерб. Я извинился за свои капризы и дурное настроение. Я даже не поблагодарил Лори и Поузи за восхитительный ужин и выразил надежду, что они поймут, что похороны моей матери жутким образом подействовали на мои манеры. Очки я нашел в своей машине, простите, что позволил им стать средоточием моего беспокойства. Бла-бла-бла. Вот чего я не пойму в вас, в человеках, – это ваших нежных чувств к маленьким мальчикам. Они просто ставят меня в тупик. С трудом оторвал его от моей ноги – так вцепился… Ты бы поостерегся: запросто избалуешь ребенка.

– Ты следил за мной?

– Нет. Я имел удовольствие рано поужинать в «Лё Мадригале». Джулиан так мило со мной флиртовал, что я согласился выпить с ним сегодня в половине второго ночи. Паренек аж трепетал от волнения.

– Ты что, собираешься заняться сексом с Джулианом?

– Для меня не существует бессмысленных различий. А теперь, когда дамы с Голубичной улицы умиротворены, объясни мне, зачем мы вламываемся в этот сарай?

– Вломимся – объясню, – ответил я.

Роберт просочился сквозь дверь второго номера. Как всегда, это выглядело словно киношный спецэффект. Дверь распахнулась, и я, выбросив булыжник, вошел.

– Глянь, шторы задернуты? – велел Роберт.

Я запахнул шторы так, чтобы одна заходила на другую.

– Тебе видно?

– Не намного лучше, чем тебе. – Ощупью добравшись до стола в центре комнаты, Роберт пытался включить лампу. – Эрл Сойер уже водил тебя на экскурсию, зачем мы опять здесь?

– Его зовут не Эрл Сойер. – Я рассказал ему о своем открытии.

На этот раз Роберт был ошеломлен:

– Как может этот мерзкий старик быть Эдвардом Райнхартом? Внешнего сходства с нами никакого, и что же – он наш отец?

– Ну, может, тридцать лет назад сходство было. Однако последние годы жизнь у него была поганая, лишнего весу в нем сейчас фунтов пятьдесят, да и питается он бог знает чем. И прежде всего, крыша у него заметно едет, а это обстоятельство, знаешь ли, тоже отражается на внешности.

– Да я ж убить его мог в этом чертовом «Доме Коб-дена»!

– Ну так он не знал, кто ты. Он тебя толком и не видел. Но он точно знал, кто я, когда сегодня днем впустил меня сюда. Ему пришлось узнать.

– Почему ж тогда он не попытался тебя убить?

Я привел ему единственный довод, казавшийся мне логичным:

– Потому что если убивать – то нас обоих.

– Ты ошибаешься, ошибаешься, ошибаешься, – возразил Роберт. – Он не знает, что нас двое. Вот почему я до сих пор жив.

– А теперь ему придется об этом узнать, Роберт, – сказал я. – Вполне вероятно, что он видел нас с тобой в ту ночь в Хэтчтауне. И он выжидает подходящего момента – когда ему удастся подловить нас вместе. Но что бы он ни планировал, у нас есть одно преимущество.

Роберт мгновенно уловил смысл.

– Он не в курсе, что мы знаем.

– Надеюсь, это можно назвать преимуществом. В любом случае это единственное, что у нас есть.

Напряженно нахмурившись, Роберт прошелся по комнате и включил еще одну лампу.

– Только не строй предположений относительно того, что захочется делать мне.

– Роберт, – твердо сказал я, – мы будем делать то, что надо.

Две параллельные полоски прорезали толстый слой пыли на столе, у которого стоял Эрл Сойер, когда пригласил меня войти в комнату. Одна полоска была дюймов восьми длиной, вторая – не более двух. Следы от настольной рамки, подумал я. Выдвинув ящик стола, я обнаружил там лишь мышиный помет. Сойер забрал с собой то, что прятал от меня.

– Давай перевернем в этой халупе все вверх дном. – Роберт едва не искрился от возбуждения. – Разозлим Эдварда Райнхарта, чтоб он совсем перестал соображать.

– Каким образом?

Роберт пробежал взглядом по корешкам тридцати – сорока экземпляров «Потустороннего»:

– Мне думается, он весьма привязан к этим книжечкам.

– Какой все-таки у тебя извращенный склад ума.

– А еще у меня несколько спичек, но нам понадобится больше.

– В этом я тебе смог бы помочь, – сказал я.

– Ну, тогда нам нужна всего лишь одна штуковина – металлическая емкость вместимостью эдак в полванны. Я хотел бы все устроить снаружи, чтобы не спалить дом.