– Тебе, гляжу, это нравится больше, чем мне, – проворчал Кларк.

– Потому что Нэд – Данстэн. – Нетти вытерла лицо салфеткой. – Чем старше, тем быстрее садятся батарейки.

– Нетти, я вчера ездил к вашему старому дому, – сказал я. – И там что-то со мной произошло. Объяснить это я не в состоянии, но могу рассказать, как все было. У меня закружилась голова, а потом вдруг вижу стою посреди комнаты, там на каминной полке были чучело лиса и медные часы.

Не отрывая взгляда от Нетти, я краем глаза заметил, как Мэй подалась вперед, прижав руки к груди. Нетти коснулась салфеткой лба.

– И еще в той комнате был ваш отец, – продолжал я. – На нем был бархатный смокинг, в одной руке он держал сигару.

– Как выглядел наш отец? – спросила меня Мэй.

– Усталым. Но мне показалось, что он скорее делал вид, что это так.

– Что-то не узнаю я отца по твоему описанию: он был очень энергичным мужчиной.

– Зато я узнаю, – возразила Нетти. – И Джой тоже узнает.

– Он говорил со мной, – сказал я.

– Джой вот тоже все твердит, что папа часто разговаривает с ней – оттуда, из нашего старого дома. – Мэй тепло взглянула на меня. – Похоже, твоя данстэновская «доля» наконец-то проявила себя, да только вышло это чересчур сильно – в качестве компенсации за потерянное время.

– Что он сказал, когда заговорил с тобой? – спросила Нетти.

– То, что он сотворил моего отца. Я думаю, его сын назвал себя Эдвардом Райнхартом, когда вернулся жить в Эджертон. Мне бы хотелось знать другое: кто был его матерью?

– Ты хочешь знать, кто была та женщина, которая водила шашни с Говардом? – спросил Кларк. – Кандидаток предостаточно.

– Наша мать частенько говорила, что некоторые из прекрасных дам были не теми, кем поначалу казались, – сказала Мэй. – Папа ей говорил: «Ни единая из них».

– «Прекрасных дам», – повторил я.

– Люди тогда отправляли своих сыновей в школы-интернаты, – сказала Нетти, – с целью завести правильные знакомства, связи. И помнишь, Мэй, когда мы были маленькими девочками, нас в город редко возили. А учителя приезжали к нам на дом.

– Папа нас берег.

– Да только не уберег от того, что заставило бить ветровые стекла машин и срывать электропровода вдоль Вэгон-роуд.

Мэй выпрямилась на стуле:

– Я вышла из себя. Вот и все. Отец тогда очень рассердился, но я не могла совладать с собой и сделала то, что сделала.

– Ты увидела двух девочек, смеявшихся над тобой?

– Все, что я помню, это как папа кричит на меня своим низким сильным голосом. Всю дорогу домой я плакала.

– Давайте поговорим о чем-нибудь более приятном, – предложила Нетти. – День рождения нашего внучатого племянника через день после похорон нашей племянницы. Нэд, ты хочешь устроить вечеринку на свой день рождения? Я могу испечь сладкий картофельный пирог.

– Спасибо вам огромное, – сказал я, – но вы же знаете, что случается в мои дни рождения. Не хотелось бы портить праздник.

– Ты о приступах? – спросила Мэй. – Этим нас уже не удивишь.

– Ужин мы устроим пораньше. Если почувствуешь, что «накатывает», побудешь в комнате своей мамы, пока не пройдет. Ты же знаешь, как самому управиться с этим, правда?

– Думаю, да, – ответил я. – Конечно, давайте отпразднуем все, что можно!

Я проводил Мэй вниз по ступеням крыльца.

– Это твоя машина, Нэд? Дорогая?

– Взял напрокат.

– Ну, такую малышку не так уж трудно будет конфисковать… – Внезапное вдохновение заставило Мэй резко остановиться. Она повернулась ко мне с ослепительной улыбкой. – Хочешь новую машину ко дню рождения?

– Нет, спасибо, тетя Мэй. В Нью-Йорке место для парковки днем с огнем не сыскать.

– Да, место для парковки не украдешь, – посетовала она – Я раздобуду тебе кое-что другое. Но, увидев эту машину… – Она покачала головой. – Ты упомянул Вэгон-роуд? Папа так рассердился на меня тогда, в тот день. И я знаю почему. Он рассердился оттого, что рассердилась я. На него.

Джой в окне подняла руку, и я помахал ей в ответ. Мэй не видела ничего, кроме Вэгон-роуд.

– Ты говорил о тех девочках… А знаешь, я их помню! Они смеялись над нами. Я хотела умереть. Я повернула голову, делая вид, что слишком горда, чтобы замечать их, и… – Мэй покачала головой. – В итоге я сотворила такое, о чем я и понятия не имела, – но оказалась способна на это! Во мне от Данстэнов было столько же, сколько и в моих сестрах, что бы они ни думали. Господи, какой поднялся шум, грохот! Всюду лопались стекла, рвались и падали провода, лошади бедные так напугались… И все это сделала я! Случившееся напугало меня больше, чем папин крик.

Мы дошли до противоположной стороны улицы и направились к ее дому.

– Девчонки смеялись над вами, и вы отвернулись. Это произошло, когда вы уже рассердились. Но рассердились вы не из-за них, правда? Вы что-то другое увидели.

– У маленькой девочки тоже есть глаза, вот что я вам скажу. – Она покрепче сжала мой локоть, и мы стали подниматься на ее крыльцо.

– Так что это было? Что вы увидели?

Джой отпустила мою руку и открыла входную дверь:

– Ох, Нэдди, ничего-то ты не знаешь…

87

Сгорбленная фигурка Джой тяжелой походкой удалилась по темному коридору и растворилась в сумраке у входа в комнату-пещеру. Как только я переступил порог гостиной, вонь резко усилилась. Кларенса куда-то телепортировали.

– Я хочу поговорить с тобой! Хочешь стаканчик шерри?

– Спасибо. А где Кларенс?

– Спит в шкафу. – Джой повернулась ко мне и внимательно всмотрелась в лицо, глаза ее слабо мерцали. – Ты видел папу, да, Нэдди? Он говорил мне, что так и будет и ты его увидишь. Сестрички мои такие ревнивые, что, небось, уже извелись все. Им-то не дано видеть его, и никогда не было дано. Нетти и Мэй думают, что они все знают, однако это не так, далеко не так. – Она поднесла кончики пальцев ко рту, едва не пританцовывая от ликования. Затем махнула рукой в сторону кресла. – Присядь-ка, я сейчас приду.

Легкие шорохи и глухие удары донеслись с другого конца дома. Кларенс проснулся, подумал я, и начал протестовать по поводу шкафа. Джой вернулась с двумя рюмками размером с наперсток. Я взял одну и сказал:

– Кажется, Кларенс хочет выбраться наружу.

– Да это он во сне. А шумит ветер на чердаке. – Она устроилась на краешке другого кресла и опрокинула содержимое рюмочки в рот. Я сделал то же самое. Шерри, который был явно не шерри, обжег мне горло, как керосин.

– Домашний, – доверительно сообщила Джой. – По рецепту моего ужасного, безумного папы, у меня осталась совсем капля, но я очень хотела, чтобы ты попробовал.

– Амброзия Данстэнов. Вы, конечно, тоже видели его?

– А что сказали сестры? Что я все выдумала? Ничего я не выдумывала. Говард Данстэн стоял передо мной, точно так же, как и перед тобой. Ну, скажи, разве не показался он тебе удивительным? Разве не показался человеком сильным и глубоко несчастным?

– Мне показалось, что я не увидел в нем большого желания к продолжению жизни, – сказал я.

– Если верить папиным словам, с нами было покончено давным-давно. Он являлся мне, потому что я была из настоящих Данстэнов, как и он сам, но ему не нравилась эта обстановка. Он хотел, чтобы мы все ушли.

– Он вам сказал, что я тоже смогу видеть его?

– Да, потому что ты vrai [48] Данстэн, как я. Хотя он не любил тебя. Папа никого не любил, а Данстэнов в особенности. Он даже дочерей своих не любил, потому что они напоминали ему о его тщетности. Вот к такому заключению я была вынуждена прийти.

– Тетя Джой, – сказал я. – Как же вы и я могли разговаривать с вашим отцом? Это совсем не похоже на встречу с призраком – мне в тот момент казалось, будто я в самом деле рядом с ним.

– Мой папа не может быть призраком, – развеселилась Джой. – Подобные ему никогда не становятся обыкновенными дряхлыми привидениями. Такими их делает время.